Сборник рассказов

Огромный город накрыла ночь. Ярко горели фонари проспектов, неоновые рекламы заливали мягким светом пустынные улицы, шумели редкие, куда-то спешащие, автомобили, не торопясь шли уже опоздавшие к ужину прохожие. Эти прохожие смотрели по сторонам, пытались заглянуть в светящиеся окна, но жильцы закрывали шторы и готовились ко сну. И только в одной квартире никто не собирался спать.

На кухне сидело трое молодых людей. Один из них, явно хозяин квартиры, все доставал и доставал из-под стола бутылки пива,  другой чистил рыбу, третий просто сидел в углу. Его звали Вадим, а двое других были его товарищами по архитектурному институту.

Отмечался очередной праздник: хозяин квартиры собирался жениться. Не хватало только виновницы торжества и нескольких ее подруг. Они здорово задерживались и парни терпеливо ждали. Именно во время ожидания развязался разговор. Заговорили о женитьбе, о невесте, о девушках вообще, начали вспоминать удачные и неудачные романы. Смеялись, шутили, но Вадим упорно молчал. А дело было в том, что рассказывать ему было нечего. Вадим не видел смысла в этом странном чувстве, называемом любовью. Честно говоря, он вообще не считал женщин людьми. Но вот он вспомнил, что однажды непробиваемая броня его сердца дала трещину.

Это случилось по окончании девятого класса. Природный авантюризм потянул его в поход в один из северных  районов страны. И вот там, совершенно случайно, он близко подружился с одной девушкой по имени Марина. Причем именно когда он рассказывал об основных принципах своей женоненавистнической философии. А потом ,оставшись наедине, они "питались духовной пищей", не обращая внимания на дождь и комаров. Потом они общались в городе, несколько раз встретились и как-то незаметно расстались.

Беседу прервал звонок в дверь. Вошли девушки, мгновенно накрыли на стол и уселись ужинать. Было весело, разговор забылся и, казалось, ничто не могло омрачить Вадиму настроение на вечер. Но он все равно ходил погруженный в себя. Только под утро музыка стихла и подвыпившие гости разошлись по домам. На следующий день Вадим затеял генеральную уборку, хотя на самом деле то, что он устроил в собственной квартире правильнее назвать археологическими раскопками. Все, что он искал - потертая записная книжка. Только к обеду она была наконец-то найдена, отыскался нужный телефон. И вот в трубке звучит почти не изменившийся женский голос. В выходные они решили встретиться, а через месяц Марина окончательно поселилась у Вадима.

*          *          *

Вадим Афанасьевич вошел в комнату, включил телевизор и упал в свое любимое бордовое кресло. Никто и никогда не знал откуда оно взялось и куда потом делось, но  все попытки Марины выбросить его не увенчались успехом. Выцветшая и лоснящаяся обивка уже шесть лет мозолила ей глаза. Это кресло было единственным, что Марина не могла простить мужу. Может быть она его даже ревновала.

По телевизору шел футбол. Жизненная философия Вадима утверждала, что футбол нужно смотреть только в старческом возрасте, как минимум лет через тридцать. Его молодое архитекторское сознание протестовало против турнирных таблиц и трусов с лампасами. Он выключил звук и начал придумывать комментарии сам. Происходящее на поле совершенно не вязалось с его мыслями и получалось достаточно забавно.

От этого развлечения его отвлек оклик Марины: ''Вадик, тебе сделать кофе?''. Вадим ответил что-то неразборчивое, но привыкшая Марина перевела это так: ''Конечно, дорогая . Чашка кофе это именно то, что заглушит гул в моих уставших ногах.'' Откинувшись назад Вадим почувствовал, как нечто пушистое пробежало мимо его уха по спинке кресла. Это был недавно появившийся жилец - крыс Че Гевара. Свободолюбивый Че Гевара сбежал из клетки в первый же день и Вадиму было лень его ловить. Марина ставила крысу еду, а тот ловил тараканов.

Вытянув усталые ноги Вадим применил последнее средство от скуки - он начал искать смысл своего существования. Линия его рассуждений пошла так: '' Я - человек, разумное существо. Природа дала мне разум чтобы я мог размышлять и созидать. В настоящий момент бытия я созидаю ветряные электростанции. (Вадим остановил полет мыслей и внимательно посмотрел на большой палец ноги) Электростанции дают людям электричество. Такие же люди как я производят материалы, станки. И снова такие же люди с помощью этого всего вооружают государство. А для чего? Для того, чтобы прекратить существование людей. То есть я живу чтобы убить самого себя ?! (Вадим в недоумении помотал головой и часто заморгал) Нет, надо начать все сначала. Я - человек, разумное существо. Природа дала мне разум чтобы я мог размышлять и созидать. Я строю ветряки. Они дают электричество. Его используют не только для создания оружия , но и ,например, в больницах. Оно спасает жизнь многих людей всех возрастов. Значит я повелеваю судьбами людей, дарую жизнь и смерть. Но... но ведь это всегда была прерогатива женщин - дарить жизнь. Значит я ...''. Вадим резко ударил себя по щеке. Черт знает что. Он запутался в лабиринте собственных идей и, казалось, мог доказать самому себе что угодно.
Из размышлений его вырвали легкие шаги Марины в коридоре. Она вошла в комнату, слегка поморщилась, взглянув на кресло, и подала Вадиму чашку , полную черного, почти густого кофе. Вадим взял ее двумя пальцами, задумчиво посмотрел вглубь темной жидкости. Потом взглянул на Марину. Потом снова в кофе. Внезапно он резко мотнул головой и зажмурил глаза. Мысли улетучились, он улыбнулся самому себе, дал кусок сахара Че Геваре, и поставил кофе на вытертый подлокотник кресла, закрыв маленькую дырочку от непотушенной сигареты.

*          *          *

Каждое лето Вадим стремился за город, на дачу. Правда, дача была не его, а одного его приятеля-дипломата. Этот самый приятель по 10 месяцев в году был в разъездах и оставлял ключи Вадиму. Тот же в свою очередь каждый отпуск был рад сбежать из шумно-пыльного, хотя и горячо любимого им города. Нельзя сказать, чтобы молодого архитектора привлекали огороды и комары. Это было ненавистным, но ,к сожалению, неотъемлемым атрибутом дачной жизни. Все, что требовалось Вадиму - летние сумерки. Момент засыпания природы.

Ничто так не привлекало его, как время суток, когда полностью изменяется все вокруг. Одни твари отходят ко сну, другие просыпаются. Каждый вечер, с девяти до часу он ходил взад и вперед по шоссе и изрытой колдобинами проселочной дороге. Вадим шел на гору, повернувшись спиной к ярко сверкающему солнцу, после разворачивался и спускался с нее, наблюдая кровавый закат. Для него не было большего счастья чем видеть изменение оттенков неба и облаков.
Внезапно тишину прорезал шум проехавшей машины или по-пьяному веселый чей-то крик. Каждый раз в эти моменты сидящий на плече Че Гевара тыкался влажным носом в щеку Вадиму и нервно передергивал усами. В ответ на это нежный палец всегда успокаивающе гладил его между ушей. Так Вадим доходил до моста через мелкую речку с почти нецензурным названием и смотрел в черную воду. Он стоял без движения, затем садился на дорожный бортик в определенном, давно отмеченном им месте и ждал. Терпеливо ждал, пока на мутной воде не покажется золотистая лунная дорожка. Вот первые лучи лунного света пробиваются из-за дальних елей, вот и сама хозяйка ночи - луна - лениво вылезает на небосклон. Ярко-рыжая, круглая как блюдце, она грустно улыбается ему и даже как-будто подмигивает. И тут вода окрашивается, вся сразу, вся до последнего. И в этот самый миг молодое тело пронизывало энергией: каждый мускул наливался силой, мысли прояснялись и светлели. Даже привыкший к таким ошущениям хозяина крыс вздрагивал. Вадиму хотелось мыслить, но почему-то ни одна мысль ни приходила в его мозг. Он мог бы сдвинуть гору, но не понимал  зачем и поэтому не знал которую. В очередной раз он сожалел о том, что не записывал свои мысли на отдельную бумажку. И почему он всегда вспоминал об этом только сейчас? Ну уж завтра-то он обязательно это сделает!

Нет, не сделает, снова забудет. Вадим глубоко вздохнул, еще раз пробежал пальцами по ушам Че Гевары и отправился домой. С легким шорохом землю накрыл тяжелый плащ ночи.

*          *          *

Яркое весеннее солнце заливало светом всю Пушкинскую площадь. На раскаленной зеленой голове Пушкина грелись голуби. В благодарность они оставляли памятнику белые кляксы. У левой ноги Александра Сергеевича толпились старушки с палочками, у правой - влюбленные с цветами. Весь мир радовался весне, и пыльная, грязная Москва преобразилась, стала ярче и свежее.

Вадим сидел на скамейке сбоку от памятника и дышал воздухом. Он понимал, что воздух тут далеко не свежий, но он вырос в городе и бензин для него пах лучше роз. Он ждал Марину: они договорились пойти в ?Пушкинский? на дневной сеанс. Вадим пришел раньше и был вынужден ждать, но его это не огорчало. Он смотрел в лица прохожих, думал об их характере, их жизни. Взгляд его скользил по лицам пенсионеров и молодых девушек, огромных мужчин и их стройных дам, бронзового памятника и бездомной собаки. Вадим уже было запрокинул голову и взглянул в голубое небо, как вдруг что-то заставило его встрепенуться. Он вновь посмотрел на собаку и на памятник, на памятник и на собаку, и снова на памятник. Что-то в бронзовом лице и мохнатой морде показалось ему очень схожим: то ли выражение глаз, то ли просто глубина их.

Вадим замотал головой и начал лихорадочно перебирать в памяти все, что когда либо читал о переселении душ. Вспомнил что-то о том, что души переселяются то из человека в животное, то наоборот. Значит, собака запросто может иметь душу Пушкина. Какое потрясающее совпадение! Пес дворовой породы и родившийся триста лет назад поэт - родственные души и стоят в пяти метрах друг от друга! Открытие кипело в Вадиме и ему очень хотелось им поделиться. Он вскочил, подошел к сидевшему неподалеку пожилому мужчине и громко сказал, указывая на собаку: " Посмотрите, это Пушкин!" Мужчина ошарашенно посмотрел на Вадима, поднялся и ушел. Вадим еще раз прокричал ту же фразу, вспугнув стаю голубей. Какая-то старушка напротив встала и медленно поплелась  к переходу. Разочарованный в непонятливых людях Вадим опустился на скамейку и тихо зашептал: "Неужели они не понимают? Это же гениальное открытие!"

До него донеслась отдаленная сирена. Через несколько минут прямо к площади подъехала "Скорая помощь" и из машины вылезли два санитара и знакомая старушка. Вадим моргнул, еще раз моргнул, потом сорвался с места и побежал к переходу. Он никак не ожидал от себя такой скорости. В несколько прыжков он очутился в переходе, промчался мимо бабушки с жезлом в метро и через несколько секунд поезд уже уносил его со станции метро "Пушкинская".

*          *          *

Вадим ехал в метро и, несмотря на то что ему было под тридцать, ехал в школу. Он торопился на встречу выпускников, спешил увидеть старых друзей. И все-таки на душе у него было неспокойно: слишком многих не смогли найти, слишком многие  изменились. Настроение на вечер было испорчено.
Пытаясь привести мысли в порядок, он начал вспоминать всех своих школьных знакомых. Первые настоящие друзья, соседка по парте, его первая любовь, первые учителя. Внезапно в памяти всплыли лица двух старшеклассниц, малознакомых, но все же запомнившихся ему. Вадим напрягся: он никак не мог вспомнить откуда он их знает, кто они такие. На год старше его, две закадычные подруги, учившиеся в медклассе, и ,по слухам, любившие не только медицину, но и ребят младше их на один-два года.

И тут по сознанию Вадима искрой пронеслось воспоминание о той дискотеке в девятом классе, когда он был вынужден возвращаться с ними домой в метро. Обе они были чему-то необычайно рады, и требовали от Вадима того же. Он не мог толком выспаться на протяжении нескольких дней, у него болела голова и радоваться настроения не было. Но упорные, даже навязчивые, девушки вешались ему на шею, рассказывали старые анекдоты. Вадим, человек спокойный и рассудительный, терпел, но начинал нервничать. Откровенные обиды, после просьбы не обижаться , вульгарный смех и какой-то диковатый взгляд  раздражали его. Это ощущение он запомнил на всю жизнь.

Перед глазами все пошло кругом. Реклама в вагоне, навязчивое хихиканье, лицо старушки напротив, пестрый шерстяной шарф, тянущиеся к нему руки и головная боль ? все слилось в диком танце. Долговязый девятиклассник и тридцатилетний мужчина слились в одно, будто бы Вадим вернулся в прошлое. Он уже не различал предметов и лиц, размытые цветовые пятна прыгали перед глазами и были невыносимо неуловимы. Вадим никак не мог уследить за ними, поймать и различить хотя бы одно. Внезапно он ощутил тупую боль в затылке и потерял сознание.

Очнулся он в вагоне, на сиденье. Сквозь шум он расслышал металлический голос диктора: "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - "Октябрьская". Чей-то низкий голос спросил его, может ли он идти. Вадим что-то пробормотал, с трудом поднялся и подошел к дверям. В голове все еще шумело.
Он вышел прямо напротив перехода. Осталось сделать пересадку и явиться в школу почти во время. Люди шли мимо него, толкаясь и недовольно ворча, но он стоял и не обращал внимания. Потом он решительно двинулся вперед, но у самого перехода неожиданно повернул вправо и ушел на другую сторону станции. И всю дорогу домой его преследовало насмешливое хихиканье.

*          *          *

Вадим лежал на кровати  и анализировал события. Он тупо уставился в потолок и, изучая трещины, пытался понять, что такие сопляки, как его босс, делают на земле. С самого архитектурного института он строил ветряные электростанции, проектировал белых гигантов, дающих свет пустыне. И вот он уволен .Уволен за то, что защищал дело своей жизни, защищал от отвратительных ГЭС. Уволен за свою точку зрения. Мол, ветряки неэкономичны, морально устарели и портят ландшафт. А ГЭС будто бы не портят!

Вадим никогда не мог этого понять. Не мог понять людей, не любивших пустыни. Он считал, что пустыня - единственное, что вечно на земле. Реки пересыхают, в океанах образуются шторма, уничтожающие сотни человек. И при кажущейся независимости, вода подвластна человеку. Другое дело пустыня. Внешне она спокойна, безмятежна. Но огромные горы движутся, поглощают поселения, озера, абсолютно все. Неужели они не понимают, что усмирять надо не воду ?!

Внезапно другая мысль, словно молния, вошла в его мозг. Вчера он поссорился с Мариной. Она ушла, хлопнув дверью, волоча за собой небольшой чемодан. Днем Вадим звонил ее родителям, но её там не было. Уже вечером, закончив со списком её подруг, он отчетливо ощутил одиночество. Он положил руку справа от себя и почувствовал лишь липкий холод простыни. Ему было плохо.

Трещины на потолке поплыли перед глазами молодого инженера. Сгладились острые углы, по пожелтевшей побелке побежала легкая рябь. В мгновение ока она стала объемной. Старая известь поменяла цвет - с бело-желтого на сапфировый. Потолок его комнаты стал поверхностью воды, волнующейся, переливающейся воды. Кристально чистая прозрачная жидкость обрела глубину, бесконечность.

Вадим лежал, не в силах пошевелить хоть одним мускулом. Взгляд его был прикован к гладкой поверхности воды, пленен её синевой. Бессознательное притяжение к умиротворенному океану вошло в его душу. Вадиму захотелось прикоснуться к нему, унести часть его на кончиках пальцев. Он протянул руку к воде и океан потянулся к нему. Потолок стал медленно опускаться.

Не более двух метров отделяло его от воды. Светившая в окно луна играла в маленьких волнах. Он ясно различал полупрозрачных кружевных медуз, по ошибке заплывших близко к поверхности рыб. Весь океан светился изнутри, излучал жизненную энергию. Вадим почувствовал какое-то волнение, нарушение тишины и спокойствия. В эту же секунду на расстоянии метра от его лица пронеслась серая гладкая спина. Вадим потянулcя к нему, он никогда не прикасался к дельфинам. Он давно копил деньги на поездку в Крым, но Марина отказалась и деньги пропали. Купили стиральную машину. Вдруг серая торпеда выпрыгнула из воды, прямо в лицо Вадима. Едва не задев кончик его носа, дельфин погрузился в воду, вызвав фонтан брызг и пены.

Его окатило водой, он резко замотал головой и зажмурился. Открыв глаза, Вадим не увидел ни дельфинов, ни океана. Серый скользкий хвост превратился в хрупкую женскую руку, сжимающую эмалированную кружку, полную холодной воды. Он посмотрел на изумленное лицо Марины и ещё раз мотнул головой. Вадим разом забыл про босса, про уродские ГЭС, про небеленый с трещинами потолок. Он проснулся. Он был счастлив.

*          *          *

Было около шести часов вечера, когда Вадим вышел из кольцевого метро "Проспект Мира" и зашел в подземный переход. Пружинящей походкой он шел в СК Олимпийский, на концерт. Марина подарила ему на день рождения ужасно дорогой билет на единственное выступление какой-то иностранной группы, которую Вадим очень любил, но названия никак не мог выучить. Он считал это необязательным, ведь их музыка не менялась в зависимости от названия. Назови ее как хочешь - а музыка останется музыкой.

Проходя по переходу, Вадим задержался у киоска с восточными благовониями. Он приехал рановато, торопиться ему было некуда, и он мог позволить себе маленькую слабость. Минут пятнадцать Вадим стоял и вдыхал различные запахи Востока. В конец загоняв продавщицу, не устававшую открывать одну за другой коробки с ароматными палочками, он вышел из киоска так ничего и не купив. Спиной Вадим почувствовал разочарованный взгляд девушки за прилавком. На площади жуткий голод дал о себе знать и Вадим, посчитав что идти голодным на концерт значит испортить себе все впечатление, устремился к McDonalds'у через дорогу. Внезапно его что-то резко толкнуло в бок, он поскользнулся на припорошенном снегом трамвайном рельсе и упал. Раздался скрип тормозов, скрежет металла, перед глазами промелькнула заляпанная грязью ржавая железяка и кто-то истошно заорал. На снег брызнула кровь, к обочине что-то покатилось.

Вадим ощутил какую-то странную легкость во всем теле, способность лететь. Он легко оттолкнулся от земли и ветерок подхватил его. Вадим восторженно смотрел по сторонам на дома, на машины и людей внизу. Тут он взглянул на желтый с какой-то рекламой на боку трамвай, окровавленный снег и голову у бордюра. Страшная мысль родилась в его сознании. Вадим все понял.

Смерть. Вот она, страшная и великая, пришла к нему, когда он ее даже не ждал. Словно великий разум вошел в него и повел мысль в нужном направлении. Вадим осознал всю никчемность существования этих муравьев, себя, Марины, человечества вообще. Вся эта суета - только стремление к смерти, к освобождению. Люди придумывают что-то новое только чтобы ускорить собственную смерть. Оружие, наркотики, инфекции, да тот же транспорт! Изобретатель трамвая пытался улучшить мир, а в результате стал убийцей миллионов. В том числе и его, Вадима.

Через несколько минут мысли Вадима прервались. Как будто чья-то железная воля вырвала все воспоминания из его памяти, стерла все. Он уже не помнил как его зовут, не понимал ничего - только поднимался вверх. А на следующий день девственно чистая душа понеслась в роддом N 32.